Её ставка - жизнь, её судьба - игра. глава 20.
Он держался из последних сил, уже не отдавая отчета своим действиям. Его тело – натренированное, закаленное в боях, полностью израненное – двигалось само по себе; от невероятной боли и усталости разум перестал его контролировать, перед глазами Саске стояла мутная пелена, а из груди вырывалось сухое, свистящее дыхание с хриплыми выдохами.
Из многочисленных ран сочилась кровь, пот бежал по всему телу, но Учиха продолжал сражаться, вновь и вновь занося катану для смертельно удара. Он не думал ни о чем – просто не мог; уже не чувствовал боли – он давно прошел свой собственный порог; он знал, что скоро умрет, потому что довел себя до высшего предела, после которого нет пути назад, нет шанса вернуться обратно.
Он умирал, медленно и мучительно, но продолжал нести смерть все вокруг. Саске смеялся в лицо наемникам, когда шел на них; смеялся, когда они в страхе метались около него; смеялся, когда видел летящие сенбоны, с концов которых капал яд; смеялся, когда падал на землю и вновь поднимался; смеялся, когда почти не мог дышать.
Его смех был хриплым и сухим, с кровью, которую он сплевывал на землю при каждом выдохе, а улыбка – настоящим оскалом бешеного зверя, который умирал, но не сдавался.
Наемники окружили Учиха плотным кольцо, стремясь взять его измором, и каждый шаг приносил ему новую рану и новое мучение.
Но он продолжал двигаться и сражаться, видя в глазах солдат ужас и страх. Саске слышал, как где-то рядом борются его оставшиеся воины, и знал, что Сакура – его Сакура – уже далеко отсюда, и теперь его противники не смогут догнать ее.
Ноги Учиха подкосились, и он упал на колени, чувствуя, что это конец. Крепко держа катану, он взглянул на небо и увидел яркое солнце, глубоко – в последний раз – вдохнул и упал навзничь, закрыв глаза.
И страшный звук его падения ударом рассек стоявшую тишину.
С его плотно сжатых губ, окрашенных кровью в алый цвет, не сорвался ни один стон; и на лице не дрогнул ни один мускул.
Так умирают воины.

- Не-е-е-ет! – леденящий душу крик в одно мгновение разнесся по поместью клана, и уже через секунду на том месте, где недавно сражался с врагами поверженный Саске, появился светловолосый мужчина, ведущий за собой небольшой отряд солдат.
Не видя ничего перед собой, не слыша предостережения своих воинов, он бросился прямо в гущу императорских наемников, туда, где находился его друг.
Наруто прорвался сквозь кольцо врагов к Саске и упал рядом с ним на колени, не обращая внимания на врагов, что окружали их.
- Узумаки-сама! – где-то вдалеке раздался крик его верного помощника и соратника, а совсем рядом с ним вновь началась битва, и катаны находились в опасной близости от его незащищенной спины, но для Наруто сейчас не существовало ничего, кроме бескровного лица друга, которое он держал в своих руках; его иссеченного мечами тела и сердца, что едва слышно билось в нем.
- Саске... - потрясенно сказал Узумаки, чувствуя, как в горле появился неприятный комок, - что же ты наделал, друг?..
Наруто вздрогнул и зажмурился, ударил кулаком по земле и сжал зубы, стараясь не закричать от осознания собственного бессилия.
- Не смей умирать, Саске! Ты слышишь?! Не смей! – Наруто чуть стиснул плечи Учиха и потряс его, но тут же отпустил, видя, как безвольно мотается его голова, как изо рта вырываются хрипы – словно в его груди образовалась большая дыра, и воздух проходит прямо через нее. – Ты что, ты что?.. Куда это ты собрался? Тебе еще рано... у тебя теперь Сакура есть, и скоро будет большой и уютный дом, и ты перестанешь быть таким замкнутым и ехидным человеком, и обязательно поправишься, и будешь учить своих детей воинскому искусству... – Наруто крепко сжимал в объятиях тело Саске и сидел на коленях, качая его и уговаривая не умирать. По его лицо текли соленые капли – то ли слезы, то ли пот – но он не замечал их; вокруг продолжалась битва, но перед его глазами было лишь бледное лицо Учиха с плотно сжатыми, побелевшими губами.
- Ты не должен погибнуть сейчас, ты не имеешь на это права! Что тогда с Сакурой будет, ты подумал? А с отцом твоим?.. – Наруто разорвал свою одежду и сейчас пытался с помощью повязок остановить кровь, обильно идущую из ран Саске. Но это было почти бесполезно; повреждений было так много, что понадобилась бы не одно кимоно Узумаки, чтобы перевязать их все.
Внезапно Учиха попытался привстать, он схватил Наруто за руку, судорожно сжимая пальцы, и прохрипел что-то, не имея сил сказать вслух.
- Эй, Саске! Не смей этого делать! – не контролируя себя, истошно закричал Узумаки, когда друг обмяк в его руках и перестал дышать. – Са-а-а-аске-е! Я не позволю тебе умереть сейчас! – он затряс его, начал бить по щекам, пытался поднять и поставить на ноги, привести в чувства и оживить, но...
- Бака! Какого черта ты ввязался во все это один? Почему не подождал нас? Зачем ты умер, дьявол тебя побери?! – Узумаки совсем не по-мужски всхлипнул и размазал слезы по щекам.

Неджи опустился на землю, тяжело дыша и вытирая со лба пот. Все, наконец, закончилось, и наемники были полностью уничтожены.
Они не стали брать пленников и добили раненных, чтобы зачинщики бунта и предатели в следующий раз хорошо подумали, прежде чем послали бы убийц к кому-либо из их союза.
То, что осталось от убитых солдат, они пошлют изменникам, чтобы те знали, что скоро свершится суд и над ними. Скоро...
«Лучше бы Учиха выжил. Вместо этого суда», - подумал Неджи, своими мыслями показывая то, что он никогда не сможет показать словами и действиями..
Он неожиданно легко поднялся, когда увидел впереди силуэт бегущего к нему солдата. Им оказался Яшамару – самый преданный и верный слуга Саске. Он буквально задыхался от быстро бега и выглядел очень взволнованным и растрепанным – таким, каким никогда не посмел бы выглядеть в обычное время.
- Учиха-сама... – задыхаясь, выпалил он, упираясь руками в колени и пытаясь перевести дух. – Он... очнулся!
Лицо Неджи не поменяло выражения, и не один мускул не дернулся на нем, но голос предательски дрогнул, когда он приказал:
- Веди к нему.
Они быстро дошли до центра поместья, где Саске дрался в последний – как он думал – раз, и Хьюга увидел склонившегося над другом Наруто, и руку Учиха, царапавшую песок – его перевязывали и прижигали раны, чтобы в них не началось заражение. Неджи поморщился и покачал головой: или воины Саске сошли с ума и решили убить своего господина, с таким зверством относясь к его самочувствию, или это их хозяин повредился рассудком от ран и решил доставить себе еще больше боли.
Хотя больше, казалось, было уже нельзя.
- Я говорил ему, - вздохнул Наруто и запустил ладонь в волосы. – Но разве он когда-нибудь слушался меня?
- Лучше бы слушался, - криво улыбнулся Неджи, глядя, как по лицу Саске проходит судорога. – Но так и нужно: он не может показывать слабость в своем поместье и перед своими людьми.
- Я все слышу, - Учиха попытался сесть, но был остановлен Яшамару, которому надоело смотреть, как его господин напрасно мучает себя. – И уже не умру.
- А мы так хотели! – попытался пошутить Наруто, но его руки еще дрожали, и пальцы были крепко сжаты в кулаки. – В следующий раз, Саске, ты будешь вытаскивать меня или Неджи с того света. А после я посмотрю, как тебе захочется веселиться! – Узумаки был сильно зол, гнев буквально переполнял его, и лишь ценой невероятных усилий он смог сдержаться и не высказать другу прямо сейчас все, что он думает о его поведении, действиях и ужасном характере.
- Спасибо вам, - без усмешки сказал Саске и закрыл глаза. Он вздохнул, и на лицах у всех троих появились слабые улыбки.

- Саске?! – Сакура бежала к нему, отчаянно путаясь в подоле длинного кимоно, бежала изо всех сил, не слыша позади себя ничего и не обращая внимания на предостерегающие слова Неджи и на громкие крики Наруто. Она бежала, крепко сжав кулачки и комкая в сильном захвате роскошный шелк одежды, волосы мешали ей, цепляясь за листву, а тонкие ветви стегали лицо. Это было странное ощущения повтора, ведь всего двумя часами раньше Сакура уже проделывала все это. Она так же неслась вперед, не разбирая дороги, так же морщилась, когда ветки оставляли царапины на ее лице и так же пыталась не заплакать, то и дело зажмуривая глаза.
Но тогда она готовилась умереть, а сейчас страстно хотела жить.
Сакура вскрикнула, когда увидела Саске, и, вырвавшись из несильного захвата какого-то солдата, бросилась прямо к нему, падая рядом на колени.
Учиха лежал на трех плащах, и почти все его тело покрывали некогда белоснежные повязки, сейчас пропитавшиеся кровью. Он не стонал и никак не показывал боли, но иногда морщился, и тогда его глаза закрывались, а на скулах начинали ходить желваки, и все лицо как будто каменело.
- Саске... – достигнув цели, Сакура растеряла всю храбрость. Она нерешительно замерла на коленях перед мужем и не осмеливалась дотронуться до него, протянуть руку и прикоснуться к нему.
Учиха молчал, и у него были почти белые губы и закрытые глаза. Длинная и очень тонкая рубленая рана пересекала лицо, проходя от левого виска через нос и к правой щеке.
- Такое поведение непозволительно для моей жены, - кое-как выдавил из себя Саске, открывая глаза.
Сакура вздрогнула и сжалась, опуская взгляд вниз. Ее колени были содраны до крови, а богатое и роскошное кимоно порвано и испачкано в земле. Розовые волосы спутались и падали ей на плечи, спину, лезли в лицо, закрывая многочисленные мелкие царапины, что были на нем.
- Мне все равно... – тихо пробормотала Сакура и замерла, когда дрожащая рука Саске потянулась к ее лицу и заправила за ухо растрепанную прядку волос. – Потом... если хочешь, я напомню тебе, и ты...
- Я не забуду, - Учиха ухмыльнулся, но тут же поморщился.
- Тебе очень больно? – еще тише произнесла Сакура, осторожно касаясь его плеча.
Саске хотел было усмехнуться, но, помня о предыдущей вспышке боли, не стал этого делать.
- Позаботься лучше о себе, - резко сказал он, и она с удивлением заметила, как сузились глаза Учиха, как заходили у него желваки. – Ты сражалась, - это был не вопрос, и Сакура усилием воли заставила себя не вздрогнуть от его тона и не отшатнуться.
- Да, - ей хотелось дерзить и показывать свою гордость и независимость от мужа, но они слишком многое прошли вместе, слишком многое пережили, слишком сильно изменились за прошедший месяц, чтобы она могла себе это позволить. И потому, подавив в себе глупый и ненужный сейчас порыв девчачьего высокомерия, Сакура прикрыла глаза и наклонила голову.
Саске молчал, и эта тишина тягостным коконом обволакивала их обоих, опутывала, словно рыбацкая сеть, и не позволяла расслабиться. Ни на секунду.
- Ты глупая женщина... – на мгновение Сакуре показалось, что рядом с ней зашипела змея, но когда она распахнула глаза и уже приготовилась вскрикнуть от испуга, то поняла, что эти слова произнес ее муж. – Ты могла умереть...
Учиха буквально прожигал ее взглядом, в его глазах хорошо виднелись гнев и ярость, которые он и не собирался подавлять.
- Я приказал тебе не выходить из дома, - медленно, тяжело роняя каждое слово, произнес Саске, и от его тона, Сакура поняла, что ничем хорошим этот разговор не закончится. – Ты ослушалась меня в первый раз и решила, что ты лучше меня знаешь, как нужно действовать в условиях боя, когда твой дом окружает множество сильных противников. Ты прибежала ко мне, глупо надеясь, что сможешь хоть чем-то помочь. Ты подставила нас всех, подвергла угрозе свою жизнь, мою честь и достоинство нашего клана. Ты была такой дурой, что даже не подумала, каким образом тебя буду использовать солдаты после того, как меня убьют, - Сакура сглотнула неприятный комок, который стоял в ее горле с самой первой секунды этой обвинительной речи, и склонила голову, надеясь за завесой волос спрятаться от испепеляющего взгляда Саске.
То, что Учиха не смог сказать ей на рассвете, он решил рассказать сейчас, не обращая внимания на чувства и эмоции жены.
Потому что он помнил страх и ужас, когда увидел ее рядом с собой во время схватки, помнил непозволительные мысли о ней, помнил желание защитить и уберечь, помнил запах ее волос и вкус поцелуев.
Он все помнил, и не собирался мириться с этим просто так.
- Ты ослушалась меня и после, когда сбежала от своего охранника и вернулась в поместье, решив, что способна и достойна сражаться наравне с мужчинами, - Саске тяжело дышал; эта длинная речь отняла у него много сил, но он упорно продолжал говорить, и голова Сакуры опускалась все ниже и ниже.
- Ты вела себя своевольно, дерзко и слишком свободно, когда была моей невестой. Твое поведение лишь ухудшилось, когда ты стала моей женой. Я многое прощал тебе: непокорство, надменность, излишнюю уверенность в своих силах, но прямое непослушание, наплевательское отношение к моим приказам, я прощать не намерен, - Саске замолчал на секунду, а Сакуре подумала, что худшего унижения она никогда еще не испытывала. Обида, разочарование, собственные нелепые поступки – все это давило на нее сейчас, уничтожало изнутри, медленно обнажая и вытаскивая на поверхность ее глупость и эгоизм.
- Яшамару! – Саске был ранен и слаб, но его голос звучал громко и уверенно, мигом разносясь по всей округе.
Уже через несколько секунд перед ним на одно колено опустился немолодой светловолосый мужчина с окровавленной повязкой на руке.
- Да, мой господин.
Учиха на мгновение прикрыл глаза, борясь с желанием помассировать переносицу – он был просто не в состоянии на такой жест сейчас – а потом неожиданно тихо приказал:
- Уведи мою жену в главный дом и проследи, чтобы она оставалась в моей комнате все время. Если понадобиться – запри, и никого к ней не пускай.
- Хорошо, Учиха-сама, - Яшамару кивнул и отошел на почтительное расстояние.
- Саске! – Сакура не находила слов, чтобы выразить охватившие ее чувства. – Я... я просто хотела... – она посмотрела на мужа, надеясь, что он поймет ее эмоции и переживания. Но наткнулась на холодный, бескомпромиссный взгляд его глаз и махнула рукой, понимая, что ничего не сможет доказать ему словами.
- Я разочарован в тебе, Сакура.
Пока она шла – поникшие плеши и опущенная голова; растрепанные ветром волосы и сцепленные в замок пальцы – то не оборачивалась и старалась не дрожать от озноба, вдруг охватившего тело.
Но когда они почти зашли за угол, Сакура позволила себе повернуть голову и встретиться взглядом с мужем: в ее глазах были слезы, а в его – смертельная усталость и боль.

Стараясь двигаться как можно тише, она закрыла двери и на цыпочках прошла в комнату.
В дальнем углу на футоне лежал Саске, и на него через распахнутое настежь окно падал тусклый свет растущей луны. В комнате было очень темно и тихо, и слышалось только дыхание спящего Учиха, и Сакура остановилась, не решаясь идти дальше. Ей было страшно: уже в который раз она нарушала прямой приказ мужа, и если раньше последствия ее неповиновения были незначительными и простыми, то сегодня она едва не убила себя и сильно подставила Саске.
А теперь вдобавок ко всему она выбралась из комнаты без его ведома и зачем-то пришла сюда. Пришла, чтобы извиниться и поговорить, но на это нужно было набраться смелости и храбрости, а не стоять посреди помещения, замерев от нерешительности и страха.
Сакура закусила губы и сделала осторожный шаг вперед – не хватало еще споткнуться и упасть прямо сейчас, разбудив весь дом и выдав тем самым свое присутствие здесь.
Она вздохнула и вздрогнула, когда ночную тишину буквально разрезал хриплый, не слишком довольный голос мужа:
- Может быть, ты прекратишь сопеть и скажешь уже, зачем пришла? – она скорее чувствовала, чем увидела, как поморщился Саске, как он нахмурился и, прилагая колоссальные усилия, смог сесть, а затем и встать.
- Т-ты не спишь? – Сакура сделала шаг назад, больше всего на свете желая развернуться и убежать из этой комнаты. То, чего она больше всего опасалась, свершилось, и сейчас ей необходимо было как можно скорее придумать себе стоящее оправдание. Ведь сказать ему правду было очень и очень тяжело. Гораздо проще было стоять напротив вражеского наемника и сражаться с ним на смерть, чем говорить с Учиха.
- Твои шаги и мертвого разбудят, - Саске усмехнулся и, взяв что-то с низкого столика, вышел на веранду. Он чувствовал спиной, как нерешительно смотрела на него жена, как крепко сжимала кулаки, как дрожали ее руки и губы.
Сакура задрожала от холода, но пошла следом, понимая, что не громкие шаги были причиной его пробуждения, а боль от полученных ран. Она остановилась в дверях, не решаясь спросить о том, что так сильно ее волновало – его самочувствие, не решаясь попросить прощения.
«Он убьет меня, если я скажу это», - обречено подумала она и глубоко вздохнула, поднося замерзшие ладони ко рту и грея их дыханием.
- Сакура, - Саске сказал это так, что она вздрогнула и обняла себя за плечи, кожей чувствуя исходящее от него недовольство. – Почему ты находишься не в моей комнате?
Несмотря на ночной холод и сильный ветер, на Учиха были лишь длинные штаны, а грудь, плечи и спину покрывал ровный слой бинтов, и кое-где на них уже появилась кровь. Сакура закрыла глаза, сдерживая слезы: она не могла представить себе даже сотую той боли, что чувствовал Саске.
Но он ходил, вел себя, двигался как обычно, и она вновь ощутила себя маленькой девочкой рядом с ним, которая никогда не будет по-настоящему достойной его, по-настоящему нужной.
- Я... я захотела пить, - сказала она первое, что пришло в голову, и тут же прикусила язык, понимая, как глупо звучали ее слова, каким жалким было оправдание.
- Никогда не думал, что вода находится именно в этой комнате, - Саске обернулся и насмешливо посмотрел на Сакуру, чиркнув спичкой.
- Тебе нельзя сейчас курить! – она подошла к нему вплотную и попыталась накрыть ладонью его руку с сигаретой, но Учиха резко отдернул ее и выругался сквозь крепко сжатые зубы.
- А ты должна мне подчиняться, - он нахмурился, чувствуя, как по шее ползет липкий холодный пот и как дрожат его руки, и посмотрел на Сакуру, стоявшую совсем рядом – так, что было можно увидеть каждую царапину на ее лице. – Я запретил тебе выходить из комнаты, я приказал сидеть там и ждать меня. Почему ты вновь решила, что можешь вести себя так, как нравится именно тебе? – Учиха развернулся, отбрасывая в сторону недокуренную сигарету, и сжал плечи жены, слегка встряхивая ее и заставляя поднять голову.
Глаза Саске были черными от боли, и под ними залегли глубокие, темные тени. А когда он повернул голову, и свет луны упал на нее, Сакуре показалось, что на его висках засеребрилась первая седина.
Она с трудом подавила желание поднять руку и дотронуться до его волос, провести ладонью по покрытому шрамами лицу.
- Я пришла извиниться, Саске, - после некоторого молчания просто сказала она и попыталась улыбнуться. – Прости меня, я была неправа, когда вмешалась в вашу битву...
- Это так мило с твоей стороны, дорогая, - на губах Учиха блуждала привычная усмешка, но Сакура помнила, каково ему сейчас на самом деле.
Она дала себе слово, что больше никогда в жизни внешнее состояние мужа ее не обманет. Ведь она почти научилась смотреть в его душу. В сердце, покрытое железной броней сарказма и язвительности, закованное в доспехи иронии и злости; в ледяное, замерзшее сердце, которое, казалось, было почти невозможно растопить.
- Мне не нужны твои извинения, Сакура, - Саске пальцами дотронулся до ее подбородка и приподнял его, заставляя ее смотреть себе в глаза. – Мне нужно, чтобы ты понимала, что можно делать, а что – нельзя. Мой клан – не семья твоего отца; здесь все сложнее и опаснее. Я дам тебе свитки с историей, быть может, ты поймешь, о чем я говорю, когда прочитаешь, как на протяжении столетий отцы убивали детей, а братья – братьев.
- Саске! Я же понимаю, просто хочу... – она отстранилась, шагнула назад и посмотрела на мужа, не находя слов, но желая, чтобы он все увидел и понял по ее взгляду.
- Забудь про свое «хочу», Сакура, - Учиха говорил негромко и спокойно, и по его голосу казалось, что за прошедшие два дня он повзрослел на добрый десяток лет. – Ты теперь моя жена, значит, часть клана. И должна соответствовать своему положению в обществе. Пока был жив отец, - он запнулся на секунду и подавил внезапную дрожь, - а я был лишь наследником, ты могла позволить себе заниматься глупостями. Сегодня я стал главой клана, а это многое меняет в моей и твоей жизни. Поэтому я требую от тебя безоговорочного подчинения в тех вопросах, в которых я разбираюсь намного лучше тебя, - Учиха замолчал, предоставляя Сакуре возможность осмыслить сказанное им только что. Она молчала, только внимательно смотрела на него и не осмеливалась перебивать.
- Ты можешь спорить и пререкаться со мной здесь, в поместье, где живут только верные нам люди. Но не смей делать этого в обществе. Не заставляй меня вновь разочаровываться в тебе, - взгляд Саске был суровым и твердым, губы превратились в узкую полоску, а руки были скрещены на груди. Он не улыбался и не хмурился, но пристально смотрел на жену, и в глубине его глаз можно было разглядеть некое уважение.
- Я... я все понимаю, - нерешительно начала Сакура и судорожно обняла свои плечи, выдав этим жестом внутреннее волнение и беспокойство. – И больше не подведу тебя... правда не подведу, - она робко улыбнулась и сама посмотрела в глаза Учиха, словно хотела найти в них поддержку и защиту. – Только теперь я должна называть тебя на «Вы» и говорить «Саске-сан»? – Учиха чуть не фыркнул от такого вопроса, но потом заметил лукавую улыбку жены и смешинки, прыгающие в ее глазах, и попытался нахмуриться, но уголки его губ против воли поползли вверх.
- Я предпочитаю слышать «Саске-сама», - он подошел к ней, обхватывая руками плечи и шепча эти слова в ее шею. Она задрожала, но не от холода и ветра, и прерывисто вздохнула, когда дыхание мужа коснулось ее ключицы.
- Это звучит слишком самонадеянно, - прерывистым голосом прошептала Сакура, не имея сил сказать это громко и вслух. Она обвила руками шею Саске и, помня об его ранах, осторожно запуталась пальцами в черных волосах.
- Разве ты его не привыкла к этому, девочка? – Учиха отстранился и накрыл холодными, обстрекавшимися губами ее теплые, податливые губы, срывая с них тихий стон.
У их поцелуя был горький вкус полыни и невыплаканных слез, и он чувствовал в нем все обещания своей жены.
- Уже поздно, Сакура, тебе давно пора, - Саске выпрямился и насмешливо взглянул на жену, которая могла поклясться, что ее муж с огромным трудом удерживает себя от улыбки.
Она расстроено и немного обижено посмотрела на него, а потом сладкое наслаждение исчезло из ее сознания, и Сакура вспомнила, что случилось с ними всеми и с самим Саске, и опустила голову, мысленно ругая себя за черствость и эгоизм.
Учиха творил с ней немыслимые вещи; одними прикосновениями заставлял забывать обо всем на свете, редкими ласками дарил такое наслаждение, которое она не променяла бы ни на что.
Сакура сделала над собой усилие и шагнула назад, разрывая их объятия и несмело улыбаясь мужу. Конечно, она хотела бы вечно стоять вот так рядом с ним, прижимаясь к широкой груди, но боялась, что Учиха, не привыкший к такому поведению и считающий его недостойным, рассердится и уйдет сам.
- Кто перевязывает тебя, Саске? – неожиданно для себя и мужа спросила Сакура, внимательно смотря на битны и повязки, на которых уже появились красные пятна.
- Яшамару, - он пожал плечами и с легкой иронией посмотрел на жену. – Ты пытаешься заговорить меня, девочка? Ничего не выйдет, отправляйся спать. Утро принесет с собой много трудностей.
Сакура кивнула, мгновенно погрустнев, и негромко сказала:
- Спокойной ночи... Саске-сан? – она чуть улыбнулась, из-под опущенных ресниц смотря на Учиха и ожидая его реакции на ее шутливое обращение.
- Называя меня так однажды, будь готова повторять это каждый день, - он серьезно посмотрел на нее и легко подтолкнул в спину. – Иди, девочка.
Когда Сакура вошла в дом и вернулась в комнату, где спал Саске, она обернулась на мгновения и увидела, как в ночной темноте погас огонек спички, и в небо улетел серый дымок от крепких сигарет Учиха. Он неподвижно стоял, опираясь локтями о перила, и невидящим ничего взглядом смотрел вперед.
«Саске-сан», - повторила она про себя его имя, словно пробуя на вкус и кончиком языка ощущая каждую букву. «Саске-сан».
И Сакура подумала, что в таком обращении нет ничего презрительного или унижающего ее.
Ведь не один Учиха повзрослел за прошедшее время.

Саске стоял посреди комнате отца и щурился, пока глаза привыкали к темноте, царившей здесь. Все окна были плотно закрыты – так, чтобы ни один лучик солнца не мог проникнуть сюда, а сверху ставень висела черная ткань. Единственным источником света здесь была маленькая, едва горящая свеча, находящаяся в самом дальнем углу.
Эта комната, как и многие другие помещения в поместье, была проста и лаконична в своем убранстве: ничего лишнего, минимум вещей и никакой роскоши. Футон, низкий столик с предметами для каллиграфии, полки для книг, встроенный шкаф для одежды и пустые, почти что голые стены, украшением которых служила богатая коллекция оружия. Саске проводил здесь много времени в детстве – гораздо больше, чем его старший брат – разглядывая искусно выполненные, единственные в своем роде катаны, боевые веера, нагинаты и мечтая о том, что когда-нибудь это все будет принадлежать ему по праву наследования.
Учиха прикрыл глаза и поморщился, когда неожиданно заныли его раны, надежно перемотанные сейчас бинтами. Комната до сих пор хранила дух Фугаку, казалось, он не умер, а просто уехал ненадолго в Эдо, и пройдет время, и он зайдет сюда, привычно нахмурится, а после улыбнется – лишь глазами, так, как умел делать только он. Его отец.
Саске сжал зубы, и на его скулах заиграли желваки: воспоминания были слишком свежими и болезненными, а лицо Фугаку так и стояло перед глазами.
- Я буду достойным тебя, отец, - негромко проговорил Учиха, держа в руках бывшую катану главы клана. Он положит ее к нему в могилу – воины никогда не расставались со своим оружием. Даже после смерти.
- Тебя все ищут, - Саске едва не вздрогнул от неожиданности, когда в комнате раздался голос вошедшего Неджи. – Только что приехал посланец императора и советник, - казалось, что Хьюга буквально выплюнул последние слова: он поморщился, и на лице появилось презрительное выражение.
- Кто-кто, а уж они подождут столько, сколько я захочу, - Учиха повернулся к другу, распрямляя плечи и щуря глаза. – Они все-таки вынудили меня превратить похороны отца в черт знает что, - зло проговорил он, и в его глазах появился нехороший, яростный блеск.
- Ты знал, что в итоге все так и будет, - Неджи подошел и положил руку ему на плечо, стараясь, чтобы его голос звучал ровно и уверенно: Саске хватало сейчас собственных эмоций, и незачем ему было получать еще и чужие.
- Знаешь, на практике все оказалось совсем по-другому, - тихо сказал Учиха, возвращая голосу спокойствие, а лицу – непроницаемое выражение.
- Я знаю, - кивнул Хьюга, вспоминая смерть отца и дядя. – Но ни меня, ни тебя никто не просит терпеть этих стервятников и падальщиков всю церемонию.
- Думаешь, я должен прикончить их в самом начале? – невесело ухмыльнулся Саске, глядя в окно.
Сакура в саду по-прежнему цвела, и вымощенные гравием дорожки покрывал ровный слой ее легких, нежно-розовых лепестков.
Двери за спиной Учиха захлопнулись: Неджи предпочел уйти, оставив друга наедине с собой. В конце концов, в такой ситуации помочь себе мог лишь он один.
Саске раздраженно передернул плечами и закрыл глаза: ему действительно пора было идти, но прежде следовало успокоиться и взять себя в руки: теперь от его поступков будет зависеть почти все, теперь на нем лежит огромный груз ответственности, и он должен достойно нести его.
Он провел рукой по волосам и глубоко вдохнул пахнущий весной воздух: на улице было прохладно, и с самого утра солнце спряталось за тучи, будто понимая, какой сегодня день. По небу плыли тяжелые, серые облака, и Саске был уверен, что вечером пойдет дождь – словно природа будет плакать о старшем Учиха.
Неожиданно в коридоре послышались быстрые шаги, и через мгновение в комнату зашла Сакура, нервно одергивая траурное кимоно. Ее волосы были собраны в тугой пучок на затылке, открывая изнеможенное, усталое лицо, и Учиха остро ощутил, что в последние три дня он проводил с ней слишком мало времени, полностью погрузившись в свои проблемы.
- Все готово, Саске, - она прислонилась к дверному косяку, стараясь смотреть куда угодно, лишь бы не на него. – Ты должен начинать... – Сакура быстро развернулась и уже собралась уходить, когда Учиха окликнул ее:
- Ты помнишь о контроле эмоций, девочка? Сегодня это будет необходимо. Я не хочу, чтобы эти предатели и прихвостни видели, как плачет моя жена, - она стояла спиной к нему, и ее плечи дрожали, а голова была низко опущена.
- А почему ты не хочешь этого, Саске? – тихо спросила она, борясь со всхлипами и чувствуя, как тугой комок в горле мешает ей нормально дышать. Сакура тяжело вздохнула и сжала руки в кулаки, ногтями царапая кожу.
Учиха криво улыбнулся, понимая, куда клонит его жена. На ее вопрос существовали лишь два ответа: то, что для него важнее всего уважение и почтение к клану; и то, что ему небезразлична сама Сакура, ее чувства и эмоции, ее отношение к самой себе.
- Ты научилась вести двойные игры, дорогая? – спросил Саске и нахмурился: на несколько секунд он смог забыть о похоронах и отце, и тугой черный комок в его груди перестал болезненно сжиматься. – Кажется, я мало был с тобой в эти дни, раз ты смогла так быстро научиться, - сердце Сакуры забилось быстрее при этих словах; конечно же, она запретила себе мечтать и надеяться, но ей показалось, что в его голосе звучало сожаление и – это было почти невероятно – извинение?..
- Я отвечу тебе вечером, девочка, - она кивнула и поспешно вышла, так и не повернувшись к мужу лицом, чтобы скрыть слезы в своих глазах.
Саске постоял еще некоторое время, слушая звук ее шагов, а потом решительно сжал в руках катану Фугаку и, подойдя к дверям, обернулся, чтобы еще раз окинуть взглядом комнату, а потом поклонился – низко, в пояс; так, как он не кланялся очень и очень давно.
- Прощай, отец.
Он шел по необычайно тихим и пустым коридорам своего – теперь уже своего – поместья, и его руки крепко сжимали меч – до боли в пальцах и суставах.
После того сражения прошло мало времени, и раны Саске еще не начали заживать, а некоторые из них, как он подозревал, не затянуться никогда, но ни единым движением он не выдал своей боли, не показал, какие шрамы и рубцы скрываются за его повязками.

- Сакура! – она обернулась и слабо улыбнулась, когда увидела позади Наруто, быстро идущего к ней. – Как ты? – взволнованно спросил Узумаки, внимательно и бесцеремонно – как и всегда – разглядывая ее.
- Я? – она попыталась слабо улыбнуться. – Не очень хорошо, конечно, но гораздо лучше, чем Саске... – ее дальнейшие слова были сказаны в грудь Наруто, который быстро привлек ее к себе и обнял, крепко сжимая руками.
- Врать будешь своему Учиха, Сакура-тян, - прошептал ей на ухо Узумаки, - а не мне.
- Я не вру, - пробормотала она, изо всех сил стискивая в руках черную ткань кимоно друга.
- Кого ты хочешь обмануть? Я знаю тебя с самого детства, - улыбнулся Наруто и отстранил от себя девушку.
- Я не обманываю, честно. Просто я переживаю... за Саске. Но ты же знаешь, как трудно за него переживать... Он железный какой-то; кажется, что вообще не умеет чувствовать. И с каждым днем все дальше и дальше от меня... – она всхлипнула, по-детски шмыгнула носом и посмотрела на Узумаки блестящими от подступивших слез глазами.
Со времени битвы прошло уже три ночи – бессонных, полных слез, глухого отчаяния и скорби, и сегодня настал день похорон. Сакура почти не видела Саске с момента их поцелуя; он все время где-то пропадал, не щадя себя и свое тело, редко появлялся в главном доме поместья, где практически в одиночестве находилась она. И к концу второго дня она перестала ждать почти неслышных шагов, шелеста раздвигаемых дверей и его тихого, спокойного голоса.
- Этот бака всегда таким был, Сакура-тян. Но ему тоже нелегко, ты пойми. Его таким воспитали, Саске уже не изменится... и, помнится, несколько недель назад ты была настроена более решительно и оптимистично. Улыбнись, сестренка, скоро все закончится!
- Наруто... я просто боюсь, что он окончательно закроется после этого. Что не позволит мне быть рядом... что я не смогу ему помочь... на самом деле, сейчас все так и происходит. Он не нуждается во мне, ему чужды мои эмоции и сопереживание, он похож сейчас – действительно похож! – на огромную глыбу льда, которую не растопит и самое жаркое солнце... – Сакура обняла себя руками за плечи и виновато взглянула на друга, опуская голову и понимая, что ее истинные чувства вырвались наружу. – Прости. Я не должна была говорить этого тебе...
- А это ты брось, Сакура, брось, - Наруто серьезно смотрел на нее, и в его взгляде была такая уверенность, такое убеждение в своей правоте, что ей захотелось – помимо собственной воли – поверить ему. – Все наладится, все будет хорошо. Он... оттает. Обязательно, я же знаю его, - Узумаки чуть улыбнулся и растрепал себе волосы. – Учиха никогда не позволит своим эмоциям захватить вверх, какими бы они не были: хорошими или плохими. И в отчаяние он впадать тоже не станет, и не замкнется в себе – это ведь тоже чувства, тоже эмоции, Сакура-тян. А он всегда контролирует их... - Наруто нагнулся, быстро поцеловал ее в щеку и, развернувшись, пошел в сторону храма, где должна была начаться церемония.
Через несколько шагов он остановился, обернулся и помахал ей рукой, и Сакуре на секунду показалось, что сгущающуюся вокруг нее тьму прорезал яркий солнечный лучик, принося с собой живительное тепло.

Саске стоял над отцом, покоящимся на высоком, деревянном ложе, и в его руке горел факел, который должен был отправить Фугаку в последний путь.
Но Учиха был неподвижен, и никто не смел торопить его сейчас. Внизу, вокруг будущего погребального костра стояли только самые близкие родственники и союзники – не больше пятнадцати человек, и никого из чиновников или людей, отвернувшихся от клана в опасный для него момент – Саске не собирался устраивать из похорон отца зрелище для толпы.
Он склонил голову, зная, что Фугаку не стал бы требовать от него большего и едва слышно, одними губами прошептал:
- Прощай, отец. Пусть твой путь до небесного дома будет легким и быстрым, и удача сопутствует тебе там. Пусть души предков встретят тебя там. Пусть твоя загробная жизнь станет такой же славной, как и земная. Пусть ты никогда не забудешь слова честь, а я никогда не оскверню память о тебе, - факел в его руке едва заметно дрожал, но Саске пока не торопился опускать его в сухие палки.
Он стоял, закрыв глаза, и негромко шептал что-то одними губами. То, что навсегда останется между ним и Фугаку, то, что он не смел сказать при жизни, но говорил сейчас.
- Я помню, ты обещал, что мы обязательно встретимся, - Учиха едва заметно улыбнулся, и на секунду ему показалось, что вместо ветра его волосы потрепала знакомая, тяжелая рука. – Но не сердись, отец, если эта встреча произойдет нескоро. Мне есть, ради чего жить, – помимо воли его взгляд метнулся вниз, выхватил из толпы людей знакомые розовые волосы и вернулся к Фугаку.
– Надеюсь, я был тебе хорошим сыном. Прощай, отец, – медленными движениями Саске поджег хворост с четырех сторон, спустился вниз по небольшой лестнице и, повернувшись лицом к костру, кинул факел в его центр.
Сухое дерево быстро разгоралось, и через какие-то секунды языки пламени полностью поглотили его; они лизали сучья и палки и стремились вверх – к небу – и людям казалось, что вместе с ними и светлым дымом туда улетала душа Фугаку.
Вокруг стояла удивительная тишина, и только треск поленьев был слышен в ней.
Никто вокруг не плакал, не показывал открыто своей скорби, и Сакура тоже пыталась так себя вести, но время от времени не сдерживалась и тихо всхлипывала, сжимая подол своего абсолютно черного, траурного кимоно.
Рядом с ней стоял Наруто и поддерживал ее за плечи, а чуть дальше – Неджи, и в его прозрачных глазах была видна тревога и беспокойство.
А впереди – очень близко к огню и далеко от всех остальных – находился Учиха. Он был неподвижен и смотрел прямо перед собой, и в его черных – зеркально-черных – глазах отражалось пламя костра. Жар опалял его кожу и глаза, которые чуть слезились от этого, но Саске было все равно.
Он не стал дожидаться, пока догорит последняя палка, и вся могила превратиться в угли – вечером, уже в одиночестве Учиха придет сюда один и соберет пепел, оставшийся от отца, и поместит его в комнату, его уже стояли вазы с прахом многих его предков.
Саске резко повернулся, сжал кулаки так, что хрустнули пальцы, и сказал:
- Пора идти в поместье, тут все закончится и без нас, – он пошел в главный дом, и Неджи с Наруто быстро догнали его, становясь по бокам; Учиха не показывал своей боли или того, что раны причиняют ему достаточную долю страданий; он никогда бы не высказал этого вслух, но мог пошатнуться и просто упасть, так и не издав ни звука
За ними шла Сакура, поспешно стирающая слезы с лица – в ее новом клане, новой семье это было непринято и считалось признаком слабости, а она не могла быть слабой сейчас.
Когда в ней кто-то нуждался.
Когда в ней нуждался он.

- Сакура? Что ты здесь делаешь? – она услышала его удивленный голос и поспешно обернулась, поднимаясь с колен.
До прихода мужа она молилась в маленьком храме клана, жгла там ароматические палочки и просила Богов, чтобы путь к небесам Фугаку был легким и быстрым, а их земная жизнь – счастливой и безбедной.
Саске стоял у входа и опирался на дверной косяк; его руки были сложены на груди, а бровь насмешливо приподнята – словно и не он хоронил сегодня отца.
- Ты молилась? – его голос звучал чуть снисходительно, и в нем не чувствовалось усталости, но Сакура видела ее следы на его бледном лице, видела скованность его движений и боль, причиненную ранами.
- Ты... – она напряженно взглянула на мужа и осторожно спросила, - ты не любишь этого, да? – она подошла к нему и остановилась на расстоянии шага, привычно поднимая голову и смотря на него снизу вверх.
Вокруг черных глаз Учиха залегли глубокие тени, вызванные бессонными ночами, а уголки губ были сильно опущены.
- Я не верю в это, - Саске иронично улыбнулся и посмотрел на Сакуру. – Трудно поверить, когда живешь в клане, проклятом и забытом Богами.
- Я не знала этого, - проговорила она, отворачиваясь и закусывая губу: неужели она опять умудрилась все испортить?
Нужно было сначала подумать, а потом уже идти в этот храм, который и храмом-то звался с огромной натяжкой, и молиться за Фугаку и Саске – ведь они мало напоминали верующих людей.
- Ты слишком напряжена, Сакура, - он взял ее за руку чуть повыше запястья и повел вслед за собой в сад, на который медленно опускались вечерние сумерки. – Я мало верю в Богов, но если хочешь, ты можешь молиться им. Но только не за меня. И за отца тоже не стоит, - он прикрыл глаза, словно вспоминая что-то, а потом черты его лица чуть смягчились, а взгляд потеплел. – Я помню, моя мать всегда молилась здесь, когда отец долго не возвращался домой.
Они шли в саду по выложенным гравием дорожкам, и звук их шагов разносился по поместью, а с деревьев на них падали легкие, светлые лепестки вишни.
Сакура обернулась, все еще чувствуя руку Саске на своем запястье: он держал ее крепко и довольно сильно, но эта боль была приятной для нее.
Храм напоминал вовсе не храм, а заброшенную, никому не нужную постройку. Здание было маленьким, неприметным и одноэтажным: никаких дорогих материалов или металлов, лишь белые каменные стены, черная крыша да мягкие татами внутри.
Ведь в клане Учиха было непринято становиться на колени. Даже перед Богами и даже в особые дни.
- Саске, а ты... ты тоже будешь надолго уезжать отсюда в Эдо? – Сакура постаралась, чтобы ее голос звучал не слишком заинтересованно, скорее, равнодушно, но, судя по взгляду, которым наградил ее муж, у нее это не слишком получилось.
- Девочка, твои эмоции написаны буквально на лице. Я читаю тебя, как открытую книгу. Так что можешь не лукавить и не притворяться со мной. Это все равно бесполезно, - она досадливо вздохнула и перевела взгляд себе под ноги, а он хмыкнул и слегка покачал головой: уже второй раз за день Сакура отвлекла его от тяжелых мыслей.
Она пытливо смотрела на мужа, старательно делая вид, что ее занимает лишь окружавший их пейзаж, и пыталась понять, что он чувствует на самом деле. Спустя столько времени Учиха по-прежнему оставался для нее загадкой, тайной, которую почти невозможно разгадать; человеком, способным на любой поступок, на любую жестокость или благородство.
С ним было сложно, очень сложно – словно идешь над пропастью, и мостом служит тонкая ленточка, что дрожит под твоими ногами и может порваться в любой момент, и ты полетишь – вниз, вниз, в черную, страшную бездну, в неизвестность и пустоту. И никогда не сможешь выбраться оттуда.
Сакура поежилась, мотнула головой, прогоняя странное наваждение, и поймала задумчивый взгляд мужа, который пристально смотрел на нее.
- Я буду уезжать, это неизбежно. И я больше не желаю обсуждать с тобой эту тему.
Она уже открыла рот, чтобы возмутиться, сказать что-то в ответ, но Саске непреклонно покачал головой, и Сакура поспешила прикусить себе язык.
- Ты знаешь, Саске, твоя категоричность переходит всякие границы, - она чуть улыбнулась и поежилась – несмотря на пришедшую весну, с севера дул сильный, промозглый ветер, и ночи оставались по-прежнему холодными.
- Ты замерзла, - произнес Учиха и еще раз взглянул на тонкое черное кимоно жены, на ее туго собранные волосы, на дрожащие плечи. – Иди в дом, Сакура, - почти приказал он, остановившись на веранде главного дома поместья.
Она грустно посмотрела на него, а потом неожиданно улыбнулась собственным мыслям. «Я научусь изображать покорность, я научусь подчиняться твоим приказам, я научусь жить с тобой. Но это совсем не будет значить, что я сдалась или ослабла, что потеряла гордость и чувство собственного достоинства.
Это будет значить лишь то, что я, наконец, поняла, каково это – быть настоящей женщиной».
Когда Сакура скрылась в доме, Саске резко развернулся и с силой ударил по деревянному столбу, на которой опиралась крыша веранды. Из костяшек пальцев, кажется, пошла кровь, но Учиха даже не обратил на это внимания.
Он очень устал за этот день, впервые в жизни устал себя контролировать, устал следить за эмоциями.
Он оперся ладонями о перила и чуть опустил голову, позволяя волосам упасть на лицо и скрыть его. Саске сжал руки, чувствуя кожей неровную поверхность дерева, и позволил себе протяжно выдохнуть – глубоко и очень тоскливо.
Где-то в груди вновь образовалась большая, словно выжженная каленым железом, незаживающая рана.
«Неужели мое состояние может быть как-то связано с Сакурой?», - Учиха поднял голову и посмотрел на темнеющее небо с едва видными светящимися точками будущих звезд.
- Ей, Саске! – откуда-то сбоку неожиданно раздался чересчур жизнерадостный голос Наруто, и он повернулся в его сторону. – Как дела?
Учиха едва не поперхнулся и удивленно посмотрел на Узумаки: что за дурацкий вопрос?
- Сам как думаешь? – он отвернулся, желая, чтобы Наруто испарился, исчез, словно его и не было тут.
Друг пожал плечами, неопределенно улыбнулся и остановился рядом с Саске, глубоко вздохнув:
- Я думаю, тебе стоит развеяться, - уверенно начал он, - съездить куда-нибудь с Сакурой, не в Эдо, конечно, но можно в горы, в одну из ваших деревень, или, наоборот, к морю, подальше отсюда... – увлеченно перечислял Наруто, не замечая тяжелого взгляда Учиха, у которого явно чесались кулаки.
Узумаки продолжал говорить, полностью уверенный в своей правоте и в том, что этими словами он только поможет Саске, поддержит его, сделает все лучше, чем есть.
- Нет, ты ведь можешь оставить дела и поместье на Яшамару, к примеру? Можешь или нет? А побудешь где-нибудь неделю или две, подождешь, пока все уладится... – Наруто засмеялся и растрепал рукой свои яркие, солнечные волосы. – А что? Это ведь отличная идея! Я полностью уверен в этом!
Наруто посмотрел на Учиха, видя, как напряжена его спина и плечи, как низко сдвинуты брови. Узумаки улыбнулся и хлопнул друга ладонью по плечу:
- Ей, Саске! Ну нельзя же быть таким все время! Что ты, в самом деле? На сегодняшнем дне свет клином не сошелся, ты должен продолжать жить дальше! Нельзя так переживать из-за этого... – дальнейшую фразу Наруто договорить не успел – Учиха молча развернулся и ударил его кулаком по лицу – сильно, прицельно, с размаха.
Что-то хрустнуло, и Узумаки осел на пол, держась одной рукой за перила, а другою прикладываю к сломанному – кажется – носу. Он прохрипел что-то невнятно и сплюнул кровь на пол веранды.
А Саске стоял над ним, возвышаясь черной горой и в ярости вытянувшись в тугую струну, и с силой сжимал кулаки, удерживаясь от нового удара.
Он резко развернулся – полы кимоно едва не хлестанули Наруто по лицу – и пошел прочь, так и не сказав другу ни слова.
Он остановился посреди сада, поднял голову вверх, позволяя ветру трепать его одежду и черные волосы, серебрившиеся на висках. Учиха глубоко вздохнул, прикрыл глаза и быстро вытащил из-за пояса катану, со свистом рассекая ею воздух.
А потом завертелся, закружился вокруг оси, сметая и рубя в щепки все на своем пути: побеги молодых деревьев, толстые, старые ветки, молодую траву, бутоны нераспустившихся цветов.
Каждый раз он с силой заносил катану так высоко, как только мог, а потом резко опускал ее, сгибаясь едва ли не до самой земли. Саске двигался быстро и стремительно, не замечая ничего вокруг: его раны открылись, и из них щедро лилась кровь; полузажившие шрамы страшно натянулись и в любой момент грозились порваться, но ему было все равно.
С каждый ударом, с каждым движением, с каждым запахом из его груди вырывался страшный, яростный крик, полный боли.
Саске рубил все вокруг себя, словно хотел уничтожить, стереть с лица земли, вырвать из своего сердца.
Он громко заорал, вызывая дрожь и ужас своим голосом, а потом из последних сил поднял катану и почти по рукоять вогнал ее в землю.
Учиха опустился рядом со своим оружием на корточки, тяжело дыша и вздрагивая всем телом, а потом вскинул голову вверх, смотря на темное, безоблачное небо, на восходящую луну, на зажигающиеся звезды, и что-то прошептал одними губами.
Холодный ветер подхватил его слова, закружил их вместе с листьями опадающей сакуры и унес ввысь.
А Саске резко поднялся, не щадя себя и раны, и спокойно подошел к ближайшему дереву. И ударил – прицельно, расчетливо, в кровь разбивая кулак. И еще раз, и еще, и еще...
Дыхание со свистом вылетало из его груди, волосы намокли от выступившего пота, все тело болело и просило отдыха, но Учиха продолжал бить дерево – намеренно, обдуманно, словно выполняя какой-то ритуал.
Наруто, сидевший все время на деревянном полу, поднялся и грустно посмотрел на истязавшего себя друга. Он осторожно дотронулся до носа и хмыкнул, убедившись, что тот не был сломан, а потом развернулся и вошел в дом.
- Теперь, Саске, ты хотя бы сможешь выплеснуть свою боль. Это все, что я действительно могу сделать для тебя…

Сакура вздрогнула и повернулась на шум открывающихся дверей.
Она сидела на полу в комнате мужа, закутавшись в темную простынь и дрожа от страха; рядом с ней горела маленькая свечка, пламя которой едва-едва освещало помещение. На стенах плясали странные, пугающие тени, а из открытого окна дул ветер.
Она пришла сюда больше двух часов назад и почти смогла заснуть, измученная сегодняшним днем, но мгновенно вскочила, когда услышала страшные, пробирающие до самого сердца крики Саске. И с тех пор уже не могла ни спокойно лежать, ни думать ни о чем, кроме него.
Когда ей показалось, что голос Учиха больше не слышен в саду, Сакура поднялась, подошла к окну и увидела, что ее муж начала бить кулаками ствол дерева. И тогда она без сил опустилась на пол, поджала под себя ноги и зажгла свечу, постоянно прислушиваясь к звукам, доносившимся из сада.
- Не спишь? – Саске отбросил в сторону катану – Сакура впервые видела, чтобы Учиха так обращался со своим оружием, мельком взглянул на жену и, на ходу развязывая кимоно, прошел в соседнюю комнату, где стояла деревянная бочка с водой.
Сама не зная, зачем, Сакура поднялась и пошла следом за ним, замечая кровь, бегущую по его рукам и пропитавшую траурное кимоно насквозь.
Саске стянул с себя верхнюю одежду, оставшись в одних штанах, и взглянул на нее.
- Собираешься стоять и любоваться? – раздраженно спросил он, и она кивнула, с удивлением понимая, что от мужа пахнет саке.
Учиха передернул плечами и отвернулся от нее, набирая в ладони воды. Сакура, словно зачарованная, смотрела на шрамы, пересекающие его лопатки, на красные от крови повязки, которые он безжалостно сдирал с себя, на сильные плечи, на напряженные, рельефные мышцы...
- Выйди, Сакура, - приказал он, поворачиваясь в ней лицом. – Я не хочу, чтобы ты видела это. И перестань плакать, наконец. Уже незачем, - глухо договорил он, но голос звучал твердо и не потерпел бы возражений.
Она удивленно поднесла ладони к лицу, взглянула на Саске и развернулась, краем глаза отметив разбитые кулаки, с костяшек которых была полностью содрана кожа.
Сакура не знала, сколько времени она простояла у открытого окна, дрожа от холодного ветра, но не желая возвращаться обратно в тепло.
Она очнулась лишь тогда, когда почувствовала прикосновение ладоней к ее замерзшим плечам.
- Ты собираешься простыть? – у него был насмешливый голос, полный легкой иронии – совсем такой, как раньше, как пару недель назад.
Она скосила глаза в сторону, пытаясь взглянуть ему в лицо, и с удивлением поняла, что эта долгая, темная ночь, длинною в трое суток, кажется, закончилась...
Сакура повернулась спиной к окну и едва не отстранилась – Саске был близко, очень близко. Так, что она могла рассмотреть каждую морщину, каждый новый порез.
- У тебя седые глаза, - неожиданно сказала она и прикусила язык: неужели она никогда не научиться не говорить мужу все, что взбредет в ее голову.
- И волосы, - Учиха усмехнулся и отошел, чтобы зажечь еще свечей: в комнате было слишком темно.
За время, которое Сакура провела у окна, Саске успел наложить себе новые повязки и забинтовать руки – от ладоней и до локтя. Он выглядел усталым и двигался медленнее обычного, но ей казалось, что с его плеч исчез огромный камень.
- Ты долго собираешься рассматривать меня? – он усмехнулся и с долей превосходства во взгляде посмотрел на жену. На душе у Сакуры странно потеплело: она теперь точно знала, что этой ночью случилось нечто очень важное, что Саске уже никогда не будет таким, каким был в эти страшные дни.
- А что я должна делать? – она позволила себя улыбнуться и посмотрела на Учиха из-под опущенных ресниц.
Он фыркнул и подошел к футону, потом взглянул на Сакуру и сказал будничным и спокойным голосом.
- Спать со мной.
Она вздрогнула, покраснела и едва не закашлялась – от его слов перехватило дыхание, и сердце забилось намного быстрее. Мысли в голове смешались, кровь прилила к вискам. А потом она подняла голову и встретилась взглядом с ухмылявшимся Саске:
- Это вовсе не то, о чем ты подумала сейчас, Сакура, - он бы засмеялся бы сейчас, если бы умел, а вместо этого лишь улыбнулся уголками губ. – К сожалению, сейчас я не могу дать тебе то, что ты хочешь от меня... Так что тебе придется довольствоваться простым сном...
Она покраснела еще больше, заливаясь краской почти до плеч, и что-то неразборчиво прошептала, отворачиваясь обратно к окну. Кажется, что-то насчет откровенных мыслей и мужчин, которые не умеют молчать.
- Учиха! Если ты думаешь, что... – он оказался рядом с ней очень быстро, Сакура даже не успела моргнуть, а он уже стоял вплотную к ней и касался пальцем ее губ.
- Саске-сан... Я помню, ты обещала, что будешь звать меня так.
Ее зрачки расширились, почти скрывая невероятно яркую зелень глаз, и она судорожно выдохнула, чувствуя, как пересохли губы.
Загрубевшими, шершавыми ладонями Учиха дотронулся до ее щек, коснулся шеи, погладил чуть обнаженные плечи...
Сакура замерла и почти перестала дышать, только смотрела, не отрываясь, в его глаза, словно загипнотизированная.
- Когда мои раны затянутся, девочка, мы продолжим… - он поцеловал ее плечо, отошел к футону и сказал, усмехнувшись. – Помнится, в тот раз ты была более активной, Сакура.
Она фыркнула и не стала ничего говорить в ответ, только с удовольствием отметила, что, наконец, перестала краснеть. Она взглянула на Саске и неожиданно захотела подойти и обнять его сзади. Почувствовать, какая у него спина, вновь ощутить себя в полной безопасности. Сакура моргнула, прогоняя странное наваждение, задула свечи и легла на футон, натянув простынь почти что до носа.
Прикрыв глаза, она следила за мужем; за тем, как он сдвигался, как держал плечи и голову, как неслышно вздыхал. Он поморщился, когда сел рядом с ней, и девушка прикусила губу, понимая, как больно было Учиха. Как ломило его тело, как ныли ранения и заживающие раны, как глухо билось сердце в груди.
Муж смотрел на нее сверху вниз, и ей казалось, что его глаза странно мерцали в тот момент.
- Спокойной ночи... – она привстала, опираясь руками о футон, дотянулась и поцеловала его. Потом осторожно коснулась губами подбородка и замерла, прижавшись щекой к его скулам. – Спокойной ночи, Саске-сан... – прошептала она и улыбнулась.
- Спи, цветок, - Учиха ухмыльнулся и посмотрел в окно.
Ночь, полная переживаний и страхов, действительно закончилась.