30 сентября 2009 года. День седьмой. «Я вижу Тебя...»
30 сентября 2009 года.
Дом «Амитивилль».
* * *
Спустя лишь неделю своего пребывания в Амитивилле, Наруто разузнал, что в нём есть библиотека. Хотя, можно было полагать, что в таком роскошном доме, больше похожим на коттедж успешной семьи, могло быть всё, что только пожелает душа. Впрочем, в наследство от хозяев новым жителям этого, казалось бы, восхитительного дома, досталась лишь мебель столетней давности (которую семья Учиха-Узумаки выкинула практически всю) и небольшая, но если подремонтировать, уютная библиотека.
Стеллажи с книгами были до того пыльными, что Наруто тёр их своими длинными худыми пальцами, чтобы рассмотреть автора. Да-да, юноша умел читать. Скажем больше, последние пару лет, всё, к чему он когда-либо прибегал, были книжки. Конечно, Кушина не понимала — читает её сын или в очередной раз погружён в свой транс, куда-то в свой мир. Наруто невозможно было «читать», и если много лет назад, ещё будучи маленьким мальчиком, он довольно часто улыбался и смеялся, сейчас вряд ли можно сказать что-то подобное об этом парне.
Наруто пробежал пальцами по буквально рассыпающимся от старости книжкам, пытаясь сквозь слой пыли разглядеть название произведения. Вообще, если немного подремонтировать это помещение, то из библиотеки вышел бы отличный зал для вечернего сбора всей семьи. Но, наверное, этим Мадара и Кушина займутся потом.
В доме было тихо, так как Амитивилль пустовал. Семья Учиха-Узумаки всем сборищем, конечно, исключая старшего сына, отправились в продуктовый магазин, а заодно в магазин стройматериалов, дабы приобрести все нужные товары. Наруто они, конечно, пытались уговорить, но юноша молчал и даже не удосужился послать в сторону матери ледяной взгляд холодно-голубых глаз. Кушина понимала, что добиться хоть какого-то внимания со стороны сына — задача сложная, буквально невыполнимая, но для матери свойственно отчаянно верить в своих детей. Это так естественно.
Настенные часы пробили три часа дня, когда Наруто вышел из пыльного помещения, где хранились книги, и медленным, прогулочным шагом последовал куда-то по коридору. На самом деле, он ещё даже не успел оглядеть этот дом, так как все те дни, что семья пыталась прижиться в Амитивилле, Наруто либо сидел в своей комнате, в которую редко попадал даже дневной свет, либо гулял по двору.
Скучно не было, да и весело — тоже. Ощущение какой-то апатии с детства преследовало юного Узумаки, и он всегда мечтал, что когда-нибудь встретит такого человека, который разбудит в нём живой интерес, отвлечёт от серости и покажет жизнь, мол: «Вот она, смотри, не раздави». Не раздавить свою жизнь Узумаки было сложно — он, хоть и был шизофреником, предельно понимал, что постоянные рыдания матери, вызванные после посещения комнаты сына, не просто так. И когда Узумаки ловил на себе взгляды, будь то сестра, отчим или же мать, он читал в них либо жалость, либо сожаление, либо отчаяние. И он предельно точно понимал, что выжить — было бы самым невероятным выигрышем за всю его историю.
Дверей было много, и все они выглядели давнишними и затхлыми. Словно простояли тут сто лет, хотя, смотря на их состояние, можно было подумать, что они точно старше Наруто раз так в восемь, а то и больше. Ручки их давно заржавели, а петли, наверное, вечность не смазывались.
Узумаки, засунув руки в карманы поношенной, ещё отцовской толстовки, с апатией рассматривал это жалкое подобие дверей. И всё же родители обязательно их поменяют. Наруто следовал по коридору всё дальше, а доски под его ногами противно скрипели, отдавая эхом на весь дом. Чувство складывалось жуткое, и по всем законам старых-добрых американских ужастиков сейчас должен кто-то выскочить. Или вон та дверь, протяжно скрипя, откроется сама по себе — это закон. Впрочем, Узумаки фильмы ужасов не смотрит, да и вообще редко когда телевизор видит. Ему не интересно. Да что вообще в этой жизни может быть интересного?
Что-то хлопнуло на нижнем этаже. Наруто дёрнулся, останавливаясь у последней двери, в самой дали коридора. Окно здесь было одно — да и то висело прямо над лестничным пролётом. Лампочки не горели, так как дневной свет всё ещё просачивался в помещение, и в электричестве пока что не было необходимости.
Наверное, многие удивились бы, узнав, что Наруто совсем не обладает «инстинктом самосохранения». Впрочем, для шизофреника — вполне нормальное явление. Так что Узумаки без всякой задней мысли и даже не вооружившись старой вазой, которая стояла на единственной в помещении тумбочке, отправился на «некто» с голыми руками.
На кухне, как ни странно, было совершенно тихо, и даже посуда лежала точно в том порядке, в каком её положила Кушина после обеда. Салфетки стояли на своём месте — посередине стола, а чайник стоял на плите.
Гостиная тоже совершенно не поменялась: все рулоны обоев, раскатанных по полу, вся баночки с краской – всё лежало на своих местах. Узумаки робким шагом прошёл дальше. И когда он дошёл до входной двери, он увидел, что та открыта нараспашку.
Погода была не очень хорошая — такая, в стиле осени. К тому же приближался октябрь. А вскоре вообще зима нагрянет. Порывы ветра забирались даже в дом, и Наруто поёжился, всё ещё стоя на месте с вопросом в голове: «Идти, не идти»? Дверца заскрипела, перекрывая звуки ветра, и Узумаки буквально на секунду заметил чёрную макушку, которая проскользнула между кустов и скрылась где-то в направлении реки.
Делать всё равно было нечего, а шататься один по Амитивиллю — не лучшее занятие. Впрочем, и объяснить появление какого-то человека в этой местности — сложно, так как на протяжении пяти километров здесь точно никого не встретишь. Хоть Наруто и не любил новые знакомства, прогуляться всё же захотелось. И, даже не натягивая на худое тело ветровку, парень двинулся в сторону берега.
* * *
Когда Наруто спустился к берегу, он не обнаружил никого — лишь пустоту и безмолвие. На речке ветер создавал симпатичный узор, гоняя волны. Здесь, около воды, порывы были ещё сильнее, а холодный осенний воздух пробирался под толстовку.
В округе не было никого, и парень, постояв ещё какое-то время под бешенными порывами ветра, вернулся в свой дом. Хоть он и закрывал калитку и дверь, обе вновь оказались открыты и покачивались на ветру.
Узумаки вошёл в Амитивилль, а затем, хорошенько надавив, закрыл входную дверь. В доме стояла мёртвая тишина, и, казалось, даже ветер на улице стих. Всё по-прежнему лежало на своих местах, и было такое ощущение, словно звук выключили.
Наруто прошёл внутрь, намереваясь подняться в свою комнату, и когда он уже стоял напротив двери в свою обитель, послышался топот ног где-то на третьем этаже. Узумаки остановился, прислушиваясь. Шаги повторились и уже ходили где-то с другой стороны коридора. Вообще, третий этаж всё ещё был скрыт от посторонних глаз, и семья Учиха-Узумаки пока что не смели туда подниматься. Почему — неизвестно, но туда не ходил ещё ни один член семьи. И даже любопытная Нинэль не смела соваться туда.
Наруто без задней мысли отправился посмотреть на незваного гостя. Было предположение, что на третьем этаже могли хозяйничать кошки, но так как в округе никого не было, вряд ли животные пришли бы сюда сами. Вывод: в доме был кто-то помимо Наруто. Вряд ли к Узумаки пришёл страх, когда шаги послышались совсем близко, словно ходили прямо над головой юноши, но холодок всё равно пробежался по коже. Половицы верхнего этажа скрипели под напором чужого веса, и Узумаки задумался, прежде чем пойти к лестнице, что вела на третий этаж. Вообще, выход на лестницу был закрыт дверью, но Наруто точно знал, что ключ покоится на подоконнике рядом расположенного окна, под горшком какого-то давно завядшего цветка, которого Кушина, почему-то, до сих пор не отправила на помойку.
Лестница, ведущая на третий этаж, была ещё более темной, чем та, которой обычно пользовалась семья. На перилах была намотана паутина, а ступеньки не внушали доверия, и Наруто казалось, что они сейчас развалятся у него на глазах. Так же эта лестница могла привести и на первый этаж, а ещё к чёрному выходу.
Узумаки резко вздёрнул голову, отрывая взгляд от помещения, когда звук бегающего человека послышался совсем близко, будто кто-то спустился на лестничный пролёт между третьим и вторым этажом. Было ни черта не видно, и Наруто, полагаясь на собственные инстинкты, аккуратно ступил на первую ступеньку. Та протяжно заскрипела, отдавая эхом, наверное, на весь дом, а единственным источником света был тот, что падает на помещение через открытую дверь. Наруто осторожно поднялся на верх, периодически замирая, как прислушивающаяся кошка.
Третий этаж был более похож на чердак. Одно большое помещение, заваленное стародревним хламом. Где-то валялись старые, заржавевшие кроватки, где-то набитые различной дрянью мешки и пакеты. Наруто прошёл чуть вглубь помещения, единственным источником света которого было маленькое круглое окно. Да уж, здесь бы чёрт ногу сломал!
Узумаки, высоко поднимая ноги, стал продвигаться дальше. На полу, покрытом слоем пыли, валялись не менее пыльные бумажки, разные бытовые предметы, оставленные ещё со времён прежних хозяев.
Топот послышался совсем рядом, словно кто-то пробежал за его спиной. Резко оглянуться у Наруто не получилось, так как повсюду что-то валялось, и если оступиться, то запросто можно умереть, ударившись о тот же развалившийся стул, который так неудачно располагался прямо под ногами.
«- Another head hangs lowly
Child is slowly taken
And the violence caused such silence
Who are we mistaken...» *
(Еще один отчаявшийся,
Мальчишку медленно затягивает в эту
трясину.
Насилие — причина этого гробового
молчания,
В ком же мы ошиблись?)
Ритм песни, которая раздавалась откуда-то из недр чердака, сразу вспомнилась Узумаки. Только сейчас он отчётливо слышал, как красивый юношеский голос исполняет эту жуткую композицию. Наруто стал вглядываться в сумраки третьего этажа, щурясь, и всеми силами стараясь отыскать певца. Когда Наруто удалось пробраться дальше, обойдя одну кровать, он увидел силуэт человека, который тихонько покачивался, словно в такт песне. Его серая одежда почти что сливалась с сумерками помещения, а сам он сидел спиной. Узумаки замер, не решаясь подойти ближе, а юноша всё повторял один и тот же куплет:
«- Another head hangs lowly
Child is slowly taken
And the violence caused such silence
Who are we mistaken...» *
(Еще один отчаявшийся,
Мальчишку медленно затягивает в эту
трясину.
Насилие — причина этого гробового
молчания,
В ком же мы ошиблись?)
Наруто стоял, смотря на него, как зачарованный. Он пытался рассмотреть и запомнить каждую деталь. Он пытался запомнить и тёмно-серую одежду, и растрёпанные чёрные волосы, и худое тело. Он пытался запомнить голос, позу, ритм песни, слова. Он, словно фотоаппарат, старался запечатлеть момент. Он смотрел на него, не мигая.
Когда Узумаки нечаянно оступился, что-то хрустнуло у него под ногами, и юноша, сидящий поодаль от него, замер и замолчал. Воцарилась тишина, и Наруто даже задержал дыхание, а на молодом лице проскользнули такие редкие эмоции. Парень стал тихонько поворачиваться, и вскоре уж на ногах он стоял прямо напротив застывшего гостя. У Наруто расширились глаза, когда он стал смотреть на откуда-то знакомые черты лица, и никак не мог понять — где же он видел этого человека. Тёмные волосы рваными прядями спадали на бледное молодое лицо, а чёрные, такие непроглядно чёрные глаза смотрели на него с нескрываемым интересом. Они простояли так минуту, и вскоре бледная линия тонких губ растянулась в улыбке, а черноволосая голова наклонилась вправо.
Наруто не мог отвести взгляд от непроглядных глаз незнакомого паренька, и он даже не дышал, боясь спугнуть этого юношу. Они застыли друг напротив друга, рассматривая. Аура этого «певца» была непонятна, но она одновременно отталкивала и одновременно притягивала. Словно... нет, у Наруто не нашлось сравнений.
- Наруто! - парень дёрнулся от неожиданности, да так, что с грохотом свалился на пыльный, грязный пол. Голос Кушины звучал близко, и Узумаки понял, что его матушка находится около той двери, в которую он недавно вошёл. Послышался стук каблуков, и вскоре женщина стояла на чердаке около своего сына.
- Наруто, сыночек, как ты тут оказался? Что стряслось? Я же говорила, чтобы ты сюда не ходил! Господи, милый, ты не ушибся? Вставай-вставай, давай, я тебе помогу. Мальчик мой, я так разволновалась! - Кушина щебетала без умолку, прижимая своего сына к груди. Наруто продолжал смотреть на то место, где только что стоял молодой человек. Сейчас его там не было, хотя Узумаки отвернулся лишь на минуту.
- Кушина, Наруто, идите сюда! - послышался голос Мадары, и мать, приобнимая сына за плечи, отправилась на выход с третьего этажа.
Впервые за последние пять лет Наруто понял, что его чертовски заинтересовал тот юноша.
* * *
* - слова из песни The Cranberries / «Zombie»
1 октября 2009 года. День восьмой. «Молчи со мной...»
Глава писалась под песню Rammstein - Mein Herz Brennt. Очень советую слушать при прочтении :3
* * *
1 октября 2009 года.
День восьмой.
Дом «Амитивилль».
* * *
Наруто всегда ощущал, что какой-то чужой в их семье. Большую половину своего детства он провёл в психиатрических и обычных больницах, не чувствуя той теплоты, которая обычно должна исходить от семьи. Да, Кушина сутками сидела у его кровати и держала за руку, она говорила, что он - самый лучший. И она обещала никогда не бросать своего сына, несмотря ни на какие болезни. Это было трогательно и так по-матерински. Она любила своего ребёнка, и она мечтала, что когда-нибудь услышит: «Не плачь, мамочка, всё у нас будет». Она так надеялась услышать это от своего сына. Женщина жертвовала своей личной жизнью, и если бы не настаивание врачей сходить и проветриться, она бы никогда не встретила своего второго мужа - Мадару. Учиха буквально вернул ей веру в жизнь, свет и краски. Он ухаживал за ней, как никогда не ухаживал Минато, и он любил её так сильно, как, казалось бы, уже никто не полюбил бы. Он совершил воистину храбрый поступок, он был настоящим мужчиной. Ведь разве каждый согласится взять в жёны женщину с больным ребёнком-шизофреником, от которого столько хлопот? Но Мадара не побоялся, и Кушина была благодарна ему всем сердцем. И когда на свет появилась маленькая Учиха Нинэль, которая взяла фамилию своего папы, Узумаки торжественно сообщила, что это её подарок мужу. «Образцовая семья» - чаще всего именно так называли их союз. И многие люди вообще не брали Наруто в счёт, считая, что к этой семье он не имеет никакого отношения. И потихоньку даже сам Наруто, когда он на неделю или пару дней приходил в себя, в то время, когда он хорошо понимал всё, что его окружает и хоть как-то реагировал на окружающих, он понимал, что потерял ту нить, которая связывала его и «его семью». Он отдалялся, он больше не считался членом этой семьи, но он был рад, что его мама, наконец, нашла счастье. И когда он случайно узнал, что из-за шизофрении ему осталось жить максимум три года, он был чертовски рад, что может передать свою многоуважаемую и горячо любимую матушку в надёжные руки. Наруто знал: Кушина будет счастлива с новой, более удачной семьёй. Он верил в это, так как осознавал, что оказался более чем неудачным сыном.
Наруто ещё какое-то время стоял на лестнице, смотря на семью Учиха-Узумаки, которая весело продолжала доделывать ремонт гостиной и совершенно не обращала внимания на юношу. Тот стоял, словно тень, так же бесшумно и незаметно, что даже маленькая Нинэль не бросила в его сторону взгляд чёрных, как у отца, глаз. И Узумаки был вполне доволен этим. Развернувшись, он, так же тихо, как и пришёл, отправился к той лестнице, что вела на третий этаж. Он не мог забыть того юношу, что встретил там, и в его голову чётко выделялась мысль, что его сестра чем-то напоминает ему того мальчика из сна. И этот парень тоже его напоминает. И впервые за последние пять лет Наруто понял, что нашёл того человека, который вызывает в его сердце интерес и зажигает азарт в его мутно-синих глазах. А Наруто всегда мечтал найти того, кто хоть немного его расшевелит.
Узумаки, тихонько спустившись по закрытой лестнице к чёрному входу, вышел на задний двор. Ветер был гораздо слабее, чем вчера, но холодно по-прежнему было, и Наруто поёжился, так как его кофта, в которой он был вчера, почти не спасала от холода. Но возвращаться не хотелось. Листья приятно шуршали под ногами, а когда ветер дул резко и сильно, жёлтые листочки срывались с почти что оголевших деревьев, залетая в лицо.
Наруто аккуратно открыл скрипящую калитку и вышел за забор. Тропинка уходила куда-то вдаль, а деревья по бокам начинали сгущаться, образуя парк, больше походящий на лес. Было тихо и спокойно: птицы уже давно улетели, а вокруг не было ни одной живой души. Наруто всегда любил тишину, и, когда ему удавалось оставаться в одиночестве, он предпочитал молчать.
Тропинка тянулась куда-то далеко, и Наруто, не очень обращая внимания на окружающую территорию, шёл куда-то вперёд. Здесь, в этом парко-лесу было очень даже хорошо и уютно, и Наруто знал, что если идти всё прямо и прямо, то через пару часов можно прийти в Коноху. Это небольшая, но вполне красивая деревушка, расположенная в десяти километрах от Амитивилля.
Наруто шёл медленным шагом, позволяя себе насладиться этой безмолвностью октябрьского леса. О том, что через девять дней у него день рождения, юноша совершенно забыл: он никогда не любил этот праздник, да и вообще торжества в целом. В этом году парню должно было исполниться шестнадцать лет. И Наруто знал, что всё будет так, как обычно было: мама придёт к нему ровно в час ночи и поцелует в макушку, поздравит с датой. Ведь именно ровно в час ночи маленький Узумаки Наруто появился на свет.
10 октября, 1993 года в 01:00.
Узумаки дошёл до того места, где должен был протекать небольшой ручей, который вливался в речку, в ту, что протекала около Амитивилля. Через него был перекинут небольшой железный расписанный, но уже заржавевший и постаревший, мостик. По обоим его сторонам, свесив головы, возвышались красивые, не менее ржавые, фонари, хотя горел из них только один. Горел он всё время, пока лампочка выдерживала напряжение.
Наруто задумчиво провёл худой рукой по холодным перилам моста, стряхивая влагу и попадавшие на них листья. Зеркальная гладь воды исказилась под бегающими узорами кругов, что появлялись из-за нырнувших на неё листьев.
Юноша посмотрел в воду, чуть перегнувшись через перила. Он смотрел на себя, как на другого человека - ему казалось, что это кто-то другой. Он просто хотел в это верить.
Наруто задумчиво вглядывался в зеркальную гладь воды - она была тёмная и дна было совершенно не видно. Не было даже ветра, из-за чего ручей казался совершенно гладким.
Узумаки вздрогнул, когда в отражении он увидел, как тот самый парень, что вчера сидел на третьем этаже Амитивилля, подошёл к нему и так же взглянул в воду. Но только не смотря на своё отражение. Он разглядывал удивлённое лицо Наруто: его распахнутые глаза с расширенными зрачками, приоткрытый рот... Юноша боялся дышать, и сам вглядывался в образ этого знакомого незнакомца. Они смотрели друг другу в глаза минут пять, и Наруто чувствовал, как в его жилах стынет кровь, как сердце замедляет свой ход, и он чувствовал, как холодное дыхание касается его плеча и шеи, его ушной раковины. Он ощущал присутствие за своей спиной, и когда парень в отражении поднял руку, медленно проводя по напряжённой спине Узумаки, мышцы Наруто сразу расслабились, но он мёртвой хваткой вцепился в перила моста, чтобы не дать себе упасть. Ледяная рука прошлась по худой спине вверх, а затем опустилась на плечи.
Наруто одновременно хотелось и не хотелось убрать эту руку. Он не мог отвести взгляда от глаз юноши, и когда его рука, отражающаяся в зеркальной поверхности воды, опустилась на ладонь Узумаки, аккуратно гладя напряжённые пальцы в успокаивающем жесте, юноша дёрнулся, а затем резко повернулся, прижимаясь к перилам моста. И он застыл, когда понял, что на мосту, кроме него, никого нет.
* * *
Назад возвращаться было сложнее: дорогу Наруто почти не запомнил, так что пришлось идти по инстинктам, наугад. Он всё время задумывался, вспоминая, как незнакомец в жесте поддержки сжал его ладонь. И хоть его пальцы были ледяными, Наруто ощущал какое-то совсем не негативное чувство от этого парня к нему.
Когда Узумаки удалось-таки отыскать Амитивилль, было уже темно. В окнах дома горел свет, и стоило Наруто войти в помещение, как Кушина, вся заплаканная, накинулась на него с объятиями, не переставая спрашивать: «Что болит? Где он был? Я так волновалась!».
Выяснилось, что когда Наруто вернулся домой, часы показывали девять вечера, хотя ушёл юноша в четыре часа дня. Следовательно, бродил по парку он ровно пять часов, хотя совершенно не мог понять, как такое случилось. Выходит, до моста, что в получасе ходьбы от Амитивилля, он шёл пять часов? Да ну, невозможно, так как прогулочным шагом до него дойти можно за минут тридцать. Хотя, наверное, это просто Узумаки обсчитался. Но поверить в то, что на мосту он простоял четыре с половиной часа, разглядывая отражение того самого юноши - нереально. Но факт оставался фактом.
* * *
- А почему ты сидишь там один? – Кушина остановилась у двери в комнату своей младшей дочки, прислушиваясь к разговору. Она отчётливо слышала лишь тишину, но девочка, сидящая на кровати, прижимая своего ободранного мишку к груди, продолжала вести диалог. Когда малышка снова начала разговаривать с кем-то, делая вид, что услышала ответ на только что заданный вопрос, внутри Кушины всё будто застыло, и она не смогла даже пошевелиться.
- Мой братик? Ты говоришь про Наруто! Ой, он такой молчаливый. Саске, ты уже видел его? Наверное, тебе будет с ним неинтересно – он совершенно не говорит, представляешь! Да-да, совершенно! – Узумаки резко распахнула дверь, вызвав этим испуг дочери. Та улыбнулась маме.
- Мамочка! – воскликнула девочка и вскинула руки вверх, чтобы мама обняла её.
- Солнышко, с кем ты только что говорила? – нервно улыбнулась Кушина. Нет, она просто не могла о таком думать. Нет! Её дочь не может быть больна!...
- Мама, познакомься, это – Сас… - девочка растеряно захлопала длинными чёрными ресницами, смотря на пустой затемнённый угол, в котором, по её мнению, должен был сидеть её новый друг. Свет настольной лампы в виде звёздочки, не доставал до того места, поэтому угол был практически не виден.
- …Саске, - растеряно закончила девочка. Кушина издала нервный смешок.
- Золотко, тебе, наверное, приснилось, - догадалась женщина, сжимая подол своей ночной рубашки.
- Но, мама! – возразила Нинэль. – Я точно видела, что Саске был здесь! Мамочка, Саске такой хороший! Прямо как Хината-чан! Они такие красивые и добрые! Они рассказали мне много интересных историй! – девочка воодушевлённо жестикулировала, рассказывая о своих новых друзьях. В глазах Кушины отражался страх, и она молчала, расширенными глазами наблюдая за дочкой.
- Мамочка, ты чего? – удивилась девочка, разглядывая бледное лицо матери.
- Ничего, милая. Ложись спать, - попросила она.
Нинэль на удивление быстро согласилась. Кушина улыбнулась ей, а получив просьбу не читать ей сегодня, покинула комнату дочери.
* * *
- Мадара, милый, мне так страшно!.. А что, если наша девочка заболела? Нам нужно показать её психиатру, срочно! – Кушина крепко обнимала своего мужа, утыкаясь мокрым лицом ему в грудь. Учиха гладил супругу по рыжим волосам, успокаивая и крепко стискивая в объятиях.
- Дорогая, успокойся! – успокаивающе потребовал мужчина. – Она же совсем ребёнок! Ну, напридумывала себе чего-то, это так естественно для детей. Успокойся, ты просто сильно переживаешь за Наруто и всё.
Кушина, громко всхлипнув, кивнула. Отстраняясь от возлюбленного, она быстро стерла слёзы, укладываясь на кровать.
- Х-хорошо.… Но если это будет повторяться, мы покажем её специалисту!
- Конечно, любимая, обязательно, - улыбнулся Мадара, укрывая себя и жену одеялом.
* * *
- «Another head hangs lowly,
Child is slowly taken.
And the violence caused such silence,
Who are we mistaken?...»
(Еще один отчаявшийся,
Мальчишку медленно затягивает в эту
трясину.
Насилие – причина этого гробового
молчания,
В ком же мы ошиблись?»
Доносилось из детской комнаты…